11.13.2012

ჩეხოვის ფილოსოფია და ურჯულო სამყარო:

http://chehov.niv.ru/images/chehov/chehov_15.jpg

"არ მჯერა ჩვენი ფარისეველი, ყალბი, ისტერიული, უზრდელი, ზარმაცი ინტელიგენციისა. არ მჯერა მაშინაც კი როცა ის იტანჯება და მოსთქვამს იმიტომ რომ მისი მტანჯველები ამავე ინტელიგენციის წიაღიდან არიან გამოსულები."
           
"უნდა გვჯეროდეს ღმერთისა, მაგრამ თუ არ გვწამს არ უნდა დავიკავოთ რწმენის ადგილი აურზაურით. უნდა ვეძებოთ,ვეძებოთ განმარტოებულებმა, საკუთარ სვინდისთან პირისპირ დარჩენილებმა" .

"ჩემი წმიდათა წმიდაა ადამიანის სხეული, ჯანმრთელობა, ჭკუა, ნიჭი,
შთაგონება, სიყვარული და აბსოლუტური თავისუფლება,თავისუფლება ძალისგან და ტყუილისგან."

"არ მჯერა ჩვენი ფარისეველი, ყალბი, ისტერიული, უზრდელი, ზარმაცი ინტელიგენციისა. არ მჯერა მაშინაც კი როცა ის იტანჯება და მოსთქვამს იმიტომ რომ მისი მტანჯველები ამავე ინტელიგენციის წიაღიდან არიან გამოსულები. მთელი ინტელიგენციაა დამნაშავე, ბატონო ჩემო. ვიდრე სტუდენტები და კურსისტკები არიან ყველაფერი კარგადაა, კარგი ხალხია, იმედია ჩვენი, რუსეთის მომავალია, მაგრამ როგორც კი დამოუკიდებლად დაადგებიან გზას და გაიზრდებიან მორჩა, ისევე როგორც ჩვენი იმედი და რუსეთის მომავალი, ყველაფერი გადაიქცევა ბოლად და ფილტრზე რჩებიან მხოლოდ აგარqkების მფლობელი დოქტორები, დაუნაყრებელი მოხელეები,ქურდი ინჟინრები."
Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Вся интеллигенция виновата, вся, сударь мой. Пока это еще студенты и курсистки — это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятельно на дорогу, стать взрослыми, как и надежда наша и будущее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора-дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры.

ჩეხოვის ციტატებიდან და აფორიზმებიდან:                             
განა ივანისთვის მიცემული პრივილეგია პეტრესთვის საზიანო არაა?

უნივერსიტეტი ავითარებს ყველა უნარს,მათ შორის სისულელეს.
ადმინისტრაცია ყოფს გადასახადების გადამხდელებად და პრივილეგირებულებად...არც ერთი დაყოფა არ ვარგა ვინაიდან ჩვენ ყველა ვართ ხალხი და ის საუკეთესო რასაც ვაკეთებთ ხალხის საქმეა.
             

ჩინოვნიკად,მოხელედ გახდომის მეტი აღარაფერი რჩება იმას ვისთვისაც სიცოცხლე უცხო რამეა და ვისაც არაა აქვს სიცოცხლის უნარი.

ამბობენ რომ ფილოსოფოსები და ჭეშმარიტი ბრძენები გულგრილები არიან. არა, ტყუილი, გულგრილობა სულის დამბლაა ვადამდელი სიკვდილია.


საბჭოთა ხელისუფლების დროს  ადამიანებს ჩაუნერგეს წარმოდგენა რომ ჩეხოვი მატერიალისტი და ათეისტი იყო.
           
არადა მის უბის წიგნაკში არის საინტერესო ჩანაწერები: « «ღმერთი არის»  და «ღმერთი არ არის»-ს შორის არის უზარმაზარი ველი რომელსაც ძალიან ძნელად თუ გაივლის ჭეშმარიტი ბრძენი. რუსმა კი იცის მხოლოდ ერთ-ერთი უკიდურესობა და მათ შორის სივრცე მისთვის საინტერესო არაა და მან ჩვეულებრივ არაფერი იცის ან ძალიან ცოტა რამ იცის» (გვ., 17, 33-34)*.... წარმოდგენა ჩეხოვის მატერიალიზმზე და ათეიზმზე სერიოზულ შესწორებას მოითხოვს. მარქსიზმის კლასიკოსიც კი განსაზღვრავდა ათეიზმს როგორც «კრიტიკულ რელიგიას» რომლის საფუძველშიც არის «ღმერთის ნეგატიური აღიარება».ათეიზმი მარქსის თანახმად არის მატერიალიზმის მხოლოდ საწყისი სტადია,მატერიალიზმი კი ვითარდება როგორც  « რეულური ჰუმანიზმის მოძღვრება»1. სხვა სიტყვებით სანამ ღმერთზე თუნდაც ნეგატიურად ვლაპარაკობთ ჩვენ ვართ ცნებათა და ღირებულებათა რელიგიურ სისტემაში.   «რეალურ ჰუმანიზმად» ალბათ უნდა ჩავთვალოთ ღმერთის შეცვლა ადამიანით  როდესაც ადამიანი ხდება ისტორიული პროცესის როგორც სუბიექტი ისე ობიექტი.
 
ჩეხოვის ერთ-ერთ წერილში იხსნება მისი რწმენის სიმბოლო. მე არც ლიბერალი ვარ,არც კონსერვატორი,არც თანდათანობისტი,არც ბერი,არც გულგრილი //თხზულებათა და წერილთა სრული კრებული 30 ტომად.მოსკოვი,1974-1983//.
             
მე მინდოდა ვყოფილიყავი თავისუფალი მხატვარი და მეტი არაფერი და ვნანობ რომ ღმერთმა არ მომცა ძალა.
                   
მე ვერ ვიტან ყველანაირ ტყუილს და ძალადობას და მე ერთნაირად მეჯავრება როგორც კონსისტორიათა მდივნები ისე ნოტოვიჩი გრადოვსკისთან ერთად.
              
ფარისევლობა,სიდებილე და თვითნებობა მეფობს არა მარტო ვაჭართა სახლებში და კუტუზკებში; მე მათ ვხედავ მეცნიერებაშიც,ლიტერატურაშიც,ახალგაზრდობაშიც დს ამიტომ ერთნაირად არ ვიხიბლები  ჟანდარმებით,ყასბებით,მეცნიერებით,მწერლებით. ახალგაზრდობით.
          
ფირმა და იარლიყი მიმაჩნია ცრურწმენად. ჩემი წმიდათა წმიდაა ადამიანის სხეული, ჯანმრთელობა, ჭკუა, ნიჭი, შთაგონება, სიყვარული და აბსოლუტური თავსუფლება,თავისუფლება ძალისგან და ტყუილისგან. 
           
აი პროგრამა რომელსაც მივყვებოდი დიდი მხატვარი რომ ვიყო //დასახ.გამოცემა, 3,11//.

http://chehov.niv.ru/images/chehov/chehov_41.jpg
Добавьте подпись
ა.ს.სუვორინისთვის მიწერილ ერთ-ერთ წერილში ჩეხოვი წერდა: «მე მგონია რომ ბელეტრისტის გადასაწყვეტი არაა ისეთი საკითხები როგორიცაა ღმერთი, პესიმიზმი და ა.შ. ბელეტრისტმა უბრალოდ უნდა აღწეროს თუ როგორ და რა გარემოებებში ლაპარაკობდნენ ან ფიქრობდნენ ღმერთზე თუ პესიმიზმზე... შჩეგლოვ-ლეონტიევი მაკრიტიკებს იმიტომ რომ მოთხრობა დავამთავრე წინადადებით  «ამქვეყნად ვერაფერს გაიგებ!» მისი აზრით მხატვარი-ფსიქოლოგი იმიტომაა ფსიქოლოგი რომ ყველაფერი უნდა გაარჩიოს.

 მაგრამ მე მას არ ვეთანხმები.  მწერლებმა,განსაკუთრებით მხატვრებმა, უკვე უნდა აღიარონ რომ ამქვეყნად ვერაფერს გაარჩევ,ისე როგორც ოდესღაც აღიარა სოკრატემ,აღიარებდა ვოლტერი. ბრბო ფიქრობს რომ მან ყველაფერი იცის და მას ყველაფერი ესმის და რაც უფრო სულელია ბრბო მით უფრო ფართო ჩანს მისი თვალთახედვა. და თუ კი მხატვარი,რომლისაც ბრბოს სჯერა  გაბედავს იმის თქმას რომ მას არაფერი ესმის მარტო ეს იქნება დიდი ცოდნა აზრის სფეროში და წინ გადადგმული დიდი ნაბიჯი» ( დასახ.გამოცემა, 2, 280-281).
       
ჩეხოვი შეგნებულად უარყოფს წინასწარმეტყველის,ცხოვრების მასწავლებლის პოზიციას. მისი თანამედროვეები კი მწერალს ვერ გამოყოფნენ რუსული ლიტერატურის  «მასწავლებელი»  ხაზისგან.

პროფესორი ფ.დ.ბატიუშკოვი სწერდა ჩეხოვს: « ბევრი თქვენი მიმდევრისთვის თქვენ ხართ ნამდვილი მასწავლებელი რომელსაც მიჰყავს ახალგაზრდა მწერალთა მთელი სკოლა და ისინი თქვენი განსაკუთრებით მადლიერები უნდა იყვნენ. მაგრამ ყველას შეუძლია თქვენი დაფასება და მთელი თქვენი მნიშვნელობის განცდა. თქვენი ნაწარმოებებით მე განვიცდი ჩემი ცხოვრების დიდ პერიოდს უნივერსიტეტის შემდეგ ვინაიდან თქვენ ხართ მთელი თაობის,ჩემი თაობის ლიდერი»2
           
დ.მაკოვიცკის თქმით ლ.ნ. ტოლსტოი ეჭვიანობდა ჩეხოვის სახელის გამო.
 « ჩეხოვში მე ვხედავ მხატვარს,ახალგაზრდობა კი მასწავლებელს,წინასწარმეტყველს. ჩეხოვი კი ასწავლის ქალების ცდუნებას»3.
                 
იგივე გაკვირვებას ვხედავთ დ.ს.მერეჟკოვსკისთან. « მაგრამ ბევრი დააბრმავა ჩეხოვის გამოვლენის ღვთაებრივმა უნარმა,და ისინი ყვიროდნენ: «მასწავლებელი!» რისი მასწავლებელი?»— სვავდა კითხვას რელიგიურ-ფილოსოფიურ შეკრებათა დამფუძნებელი.4.
             
მერეჟკოვსკის გაკვირვება გასაგებია. ჩეხოვი არ თამაშობდა წინასწარმეტყველის,ქადაგის თუ კაცობრიობის დიდი დამრიგებლის როლს, მაგრამ მას ჰქონდა ღირებულებათა ისეთი სისტემა რომელიც დღესაცაა დიდად აქტუალური,
         
ამის გასახსენებლად გავიხსენოთ ისევ რომ ჩეხოვს მოუწია ნიჰილისტურ და კაცობრიობის ისტორიაში ერთ-ერთი ყველაზე სისხლიანი რევოლუციის მომამზადებელ უზნეო ხანაში ცხოვრება.
       
უნდა გავიხსენოთ რომ ჩეხოვის ხანაში რელიგიისგან ჩამოშორება და მისთვის ზურგის შექცევა იქცა ერთგვარ ყოფით ყოველდღიურობად. ეს კარგადაა ნაჩვენები ლ.ნ. ტოლსტოის "აღსარებაში".
              
"რწმენა ითვლებოდა მასხრად აგდების,დაცინვის ღირს ცრურწმენად:
   
"ჭკვიანი და მართალი ადამიანი ს.მიყვებოდა თუ როგორ შეწყვიტა მან რწმენა. 26 წლისამ, ნადირობის შემდეგ დასვენებისას, მან ბავშვობიდან შეძენილი ჩვევით დაიწყო საღამოს ლოცვა. სანადიროდ მასთან ერთად მყოფი მისი უფროსი ძმა იწვა თივაზე და უყურებდა მას.
       
შენ ისევ აკეთებ ამას? კითხა მას უფროსმა ძმამ როდესაც ს.-მ დაამთავრა ლოცვა.  მათ მეტი არაფერი უთქვამთ ერთმანეთისთვის. ს,-მ კი იმის შემდეგ შეწყვიტა ლოცვა და ეკლესიაში სიარული."
           
ნიცშეს განსაზღვრების თანახმად ნიჰილიზმი გამოიხატება ქრისტიანულ ღირებუებათა უარყოფაში და ჩეხოვი ებრძოდა სწორედ ასეთ ნიჰილიზმს.

           
"უნდა გვჯეროდეს ღმერთისა,მაგრამ თუ არ გვწამს არ უნდა დავიკავოთ რწმენის ადგილი აურზაურით. უნდა ვეძებოთ,ვეძებოთ განმარტოებულებმა,საკუთარ სვინდისთან პირისპირ დარჩენილებმა" .
           
სწორედ ამ მოწოდებამ მიიპყრო უძლიერესი სულიერი ქაოსის პირობებში მცხოვრები ახალგაზრდობის ყურადღება და სიმპატია.
               
ჩეხოვის "უნდა გვწამდეს,მაგრამ თუ არ გვწამს არ უნდა ვიხმაუროთ" დღესაც აქტუალურია...
      
ჩეხოვის ესოდენ "საყვარელი" ინტელიგენციის  ბედი კი რთული იყო.

"ძერჟინსკისთან  ბრძანდებოდა  ვჩკს უსისხლიანესი გამომძიებელი იაკოვ აგრანოვი დედაკაცური სახით... ასე ახასიათებდა რომან გული ადამიანს რომელსაც მაიაკოვსკის და არამარტო მისი მეგობარი ბრიკები და მათი მეგობრები მოფერებით უძახოდნენ იანიას.
           
რომან გული აგრძელებს: "  მან მოკლა მრავალი რუსი საზოგადო მოღვაწე და შესანიშნავი მეცნიერი //პროფ.ტიხვინსკი,პროფ.ვოლკოვი,პროფ.ლაზარევსკი,ნ.ნ.შჩეპკინი,
ძმები ასტოვები,კ.კ. ჩერნოსვიტოვი, ნ.ა. ოგოროდნიკოვი და მრავალი სხვა...
         
ეს სისხლიანი არარაობა ამავე დროს არის შესანიშნავი რუსი პოეტი ნ.ს.გუმილიოვის ფაქტიური მკვლელი"
               
ახალი საზღვარგარეთის პასპორტის მისაღებად ლილია ბრიკმა წარმოადგინა გპუს მოწმობა // 19 ივლისი, № 15073!//ა. ვაკსბერგი//.
                  
ასე ვთქვათ ოჯახის მრავალი მოგზაურობა საზღვარგარეთ მაშინ როდესაც ქვეყნიდან გასვლა ძალიან ძნელი იყო,მოგზაურობები როდესაც მათ არ აკლდათ არსებობისთვის საჭირო ფული. ყველაფერი ეს ლაპარაკობს ბრიკების მჭიდრო კავშირზე ბოლშევიკთა საიდუმლო პოლიტიკურ პოლიცია ოგპუსთან. ასე ვთქვათ ოჯახს რა თქმა უნდა არჩენდა მარჩენალი მაიაკოვსკის პოეტური მოღვაწეობა.
           
1927 წელს მაიაკოვსკიმ დაწერა ჩეკისტების მადიდებელი ლექსები. ეს იყო ლილი ბრიკის სალონში ჩეკისტების შემოსევის დრო. ერთ-ერთი ლექსი "ძერჟინსკის ჯარისკაცები" ეძღვნებოდა ვალერი მიხაილოვიჩ გოროჟანინს. ითვლება რომ სწორედ მან შეიყვანა აგრანოვი ლილიას წრეში.
                  
ა. ვაკსბერგი წერს: "ყველა ხედავდა მთელი ოჯახის მეგობრობას აგრანოვთან და ბევრი თანამედროვე და ახლობელი თვლიდა რომ აგრანოვი იყო ლილიას საყვარელი.".
                   
ბრიკი-მაიაკოვსკის სალონის მუდმივი სტუმარი იყო ოგპუს სა\ღვარგარეთის განყოფილების  უფროსის მოადგილე მიხაილ სერგეევიჩ გორბი
//მოისეი საველიევიჩ როზმანი//.

                   
ბორის პასტერნაკის თქმით  "ბრიკების სახლი ფაქტიურად იყო მოსკოვის მილიციის განყოფილება".

"При Дзержинском состоял… кровавейший следователь ВЧК Яков Агранов, эпилептик с бабьим лицом...",– так характеризовал Роман Гуль ("Дзержинский", М., "Молодая Гвардия", 1992) человека, которого у Бриков ласково называли "Яня". И Роман Гуль продолжает: "Он убил многих известных общественных деятелей и замечательных русских ученых: проф. Тихвинского, проф. Волкова, проф. Лазаревского, Н.Н. Щепкина, братьев Астовых, К.К. Черносвитова, Н.А. Огородникова и многих других… Это же кровавое ничтожество является фактическим убийцей замечательного русского поэта Н.С. Гумилева".
При получении же нового заграничного паспорта Лиля Брик представила удостоверение ГПУ от 19 июля за № 15073! (А. Ваксберг).
Многочисленные поездки за рубеж "семьи" в период, когда выехать из страны было чрезвычайно сложно, поездки, в которых они не испытывали стеснения в средствах к существованию, все это говорит о прочных связях Бриков с ОГПУ. Конечно, источником средств к безбедному существованию была поэтическая деятельность кормильца и поильца семьи В.В. Маяковского. В 1927 г. Маяковский написал целый ряд стихотворений, воспевающих чекистов, что странным образом совпадает с их нашествием в салон Лили Брик. Одно из стихотворений – "Солдаты Дзержинского" - было посвящено "Вал. М." – Валерию Михайловичу Горожанину. Считается, что именно он ввел Агранова в Лилин кружок. А. Ваксберг пишет: "Дружба всей семьи с Аграновым была на виду, и многие современники, в том числе и те, кто был близок к дому, не сомневались в характере его отношений с Лилей. В некоторых свидетельствах прямо употребляется слово "любовники".
Одним из завсегдатаев салона был и Михаил Сергеевич Горб (Моисей Савельевич Розман) – заместитель начальника иностранного отдела ОГПУ. О том, что все эти люди были друзьями Лили, говорит тот факт, что они не исчезли после смерти В.В. Маяковского из дома Бриков, про который Борис Пастернак сказал, что "квартира Бриков была, в сущности, отделением московской милиции".
        
საინტერეო ისტორიები გაგრძელდა შემდეგაც.  დიდად სახელგანთქმულმა კინორეჟისორმა სერგეი ფარაჯანოვმ დანიის ერთ-ერთი გაზეთისთვის მიცემულ ინტერვიუში იხუმრა რომ მისი სიყვარული უნდოდა სკკპ ცკ-ს ორიოდე ათეულ წევრს. 
            
დიდ ფარაჯანოვს ეს ცოტა უხერხული ხუმრობა საკმაოდ ძვირად დაუჯდა.
მაგრამ სად იყო და სად არა, რა თქმა უნდა გაჩნდა მაიაკოვსკის სორი თვითმკვლელობამდე მიმყვანი  ლილია ბრიკი  რომელმაც შექმნა დისიდენტად გამოცხადებული ფარაჯანოვის განთავისუფლების საერთაშორისო კომიტეტი.
             
მან დაბეჯითებით სთხოვა ლუი არაგონს რომ მას ბრეჟნევისთვის ეთხოვა ფარაჯანოვის განთავისუფლება.  მანაც სთხოვა ბრეჟნევს და სერგეი ფარაჯანოვი პერევალის კოლონიიდან გაანთავისუფლეს  პატიმრობის ვადის გასვლამდე 1977 წლის 30 დეკემბერს.

— Все знали, что он был гомосексуалистом, — говорит Рубен Степанович. — Как-то в интервью одной датской газете режиссер, известный своим эпатажным поведением, заявил, что “его благосклонности добивались десятка два членов ЦК КПСС”. В Кремле
шутку не поняли… В советском общественном сознании гомосексуализм находился в ряду самых гнусных преступлений и психических отклонений. დიდმა ფარაჯანოვმა ცოტა უხერხულად იხუმრა,მაგრამ...

В Париже был создан Международный комитет по освобождению диссидента Параджанова, — рассказывает Рубен Геворкянц. — Лиля Брик упросила Луи Арагона замолвить слово за опального режиссера перед самим Брежневым. Когда Леонид Ильич в ложе Большого театра великодушно спросил у французского писателя: “У вас есть какие-нибудь пожелания?” — тот ответил: “Освободите, пожалуйста, Параджанова”. Брежнев искренне удивился: “А кто он такой?” Два месяца его разыскивали по колониям, он был уже не осужденный Параджанов, а зэк под определенным номером. Режиссера выпустили из Перевальской колонии 30 декабря 1977 г. — за год до окончания срока
     
აი ასეთი ისტორიებისთვის საფუძვლის ჩამყრელ ატმოსფეროში უხდებოდა ცხოვრება ბეჩავ ჩეხოვს რომელიც ახალგაზრდებს და არც ისე ახალგაზრდებს მოუწოდებდა ღმერთის რწმენისკენ ან,სულ მცირე,რახარუხის და ლაზღანდარობის შეწყვეტისკენ მაინც.

გრანოვ-მეიერხოლდის დიდ მოსკოვურ წვეულებებზე და ა.შ-1:
ჩეკას და ინტელიგენციის ხუტუნობა:

http://hrono.ru/biograf/bio_a/agranov_jakov.php
იაკოვ საულოვიჩ აგრანოვი//1893-1938//, საბჭოთა სახელმწიფო უშიშროების ერთ-ერთი ხელმძღვანელი,სახელმწიფო უშიშროების პირველი რანგის კომისარი 26.11.1935)....
Заместитель председателя ОГПУ Я.С.Агранов
ბ. გრიგორიევი. ვ. მეიერხოლდის
პორტრეტი, 1916
ამ ერთ-ერთი ყველაზე გავლენიანი ჩეკისტის სპეციალიზაცია იყო მუშაობა ინტელიგენციასთან და ძველ ბოლშევიკებთან.

1920-21 წლებში ის იყო ვჩკს განსაკუთრებული განყოფილებების სამმართველოს უფროსის მოადგილე,საგანგებო განყოფილების უფროსი. ის იძიებდა 1921 წლის კრონშტადტის აჯანყების გარემოებებს.

აგრანოვი პირადად კურირებდა ტაქტიკური ცენტრის საქმის,ტაგანცევის საქმის ძიებას.
ის პირადადაა პასუხისმგებელი ამ საქმეში გარეული 87 პირის, მათ შორის პოეტი ნიკოლაი გუმილიოვის დახვრეტაზე.

ის კურირებდა ანტონოვის გლეხური აჯანყების ძიების საქმეს, ის პირადად ატარებდა დაკითხვებს და 1920-30-ანი წლების ისეთ გაყალბებულ პროცესებს როგორებიც იყო შრომითი გლეხური პარტიის.მემარჯვენე ესერთა, პრომპარტიის პროცესები რომლებთანაც დაკავშირებით დაპატიმრებული იყო ინტელიგენციის მრავალი წარმომადგენელი რომლებიც რუსეთიდან გაასახლეს 1922 წელს //მათ შორის ნ.ა.ბერდიაევი, ნ.ო.ლოსსკი, მ.ა.ოსორგინი და ა.შ.//.

1922 წლის ორი იანვრიდან 1923 წლის 1 თებერვლამდე იყო ინტელიგენციის ანტისაბჭოთა ელემენტების ადმინისტრატიული გასახლების განსაკუთრებული ბიუროს უფროსი. 1923 წლის თებერვალ-ოქტომბერში იყო ვჩკს საიდუმლო-პოლიტიკური განყოფილების განსაკუთრებული რწმუნებული...

აი ეს აგრანოვი აქტიურად მონაწილეობდა მოსკოვის მხატვრულ ცხოვრებაში, ახლო ურთიერთობდა რუსეთის პროლეტარულ მწერალთა ასოციაციის წევრებთან, მეგობრობდა ლ.ლ.ავერბახთან, ბ.ა.პილნიაკთან, ბრიკებთან, ო.ე. მანდელშტამთან, ვ.ვ. მაიაკოვსკისთან და სხვ.

მკვლევართა ნაწილის აზრით სწორედ აგრანოვმა მოაწყო მაიაკოვსკის ასე ვთქვათ თვითმკვლელობა...

ოგპუს თავმჯდომარის მოადგილე აგრანოვს განსაკუთრებით ენდობოდა სტალინი. აგრანოვი კი თავის მეგობარ-ნაცნობ ინტელიგენტებს იყენებდა სადაზვერვო ინფორმაციის შესაგროვებლად...

ს.მ კიროვის მკვლელობის შემდეგ ის სტალინთან ერთად ჩავიდა ლენინგრადში. ის დანიშნეს ნკვდს ლენინგრადის სამმართველოს დროებით უფროსად და სათავეში ჩაუდგა კიროვის საქმის ძიებას. იყო უდანაშაულო ადამიანების მასობრივ დაპატიმრებათა ინიციატორი. ზოგი ისტორიკოსის აზრით თვითონ აგრანოვმა მოაწყო კიროვის მკვლელობა. 10 დღეში შეადგინეს ბოლშევიკებისთვის არასანდო და გასასახლებელი ადამიანების სიები რომლებშიც მოხვდა 11 ათასზე მეტი ადამიანი...

აგრანოვის მეთვალყურეობით ტარდებოდა კამენევის, ზინოვიევის, ნ.ი.ბუხარინის, ა.ი.რიკოვის, მ.ნ.ტუხაჩევსკის დაკითხვები. სწორედ ის ამზადებდა მასალებს 1930-ანი წლების მთავარი პოლიტიკური პროცესებისთვის....

მიუხედავად ყველაფრისა 20. 7.1937 წ. ხაზეინებმა აგრანოვი დაიჭირეს და საიქიოს გაისტუმრეს....

ამ ღირსშესანიშნავ ამბაბდე კი აგრანოვს უყვარდა ურთიერთობა ნასწავლ ადამიანებთან და ის კარგად იცნობდა შემოქმედებით ინტელიგენციასაც.

და ამ ინტელიგენციის გამოჩენილი წარმომადგენლები მას არ გაუცვნია დაკითხვებზე.

ის იყო მათი წრის კაცი. შემოქმედებითი ინტელიგენციის წარმომადგენლები თვითონ ცდილობდნენ მასთან დამეგობრებას.

         
მრავალს შეეძლო მაშინ გაემეორებინა ისააკ ბაბელის აი ეს სიტყვები:
"ჩემი ნაცნობი ჩეკისტები უბრალოდ წმინდა ადამიანები არიან".
        
მიხაილ კოლცოვი: "გპუში მუშაობა ისევ ითხოვს მთელი ძალების, მთელი ნერვების, მთელი ადამიანის დაუსვენებლად, ბოლომდე გაღებას...გპუში მუშაობა ყველაზე რთულია".
                   
ვსევოლოდ ბაგრიცკი: "მექანიკოსებო, ჩეკისტებო, მეთევზეებო, მე ვარ თქვენი ამხანაგი, ჩვენი ერთი ჯიშისანი ვართ".    
           
ოგპუს ხელმძღვანელები-სრულიად რუსეთის
კომპარტიის //ბოლშევიკთა// მე-17 ყრილობის
დელეგატები-.ი.ს.აგრანოვი, გ.გ.იაგოდა, უცნობი
და ს.ფ.რედენსი, მოსკოვი, 1934 წ.
გამოჩენილი რეჟისორი ვსევოლოდ მეიერხოლდი  დრამატურგი ნიკოლაი ერდმანისადმი მიწერილ წერილში ჩამოთვლის თავისი თეატრის მხატვრული საბჭოს წევრებს და ამ სიაში არის სუპერჩეკისტი აგრანოვი რომელსაც მეიერხოლდი დიდი მოწიწებით ახსენებს. 
                   
დიდი რეჟისორი მეიერხოლდი და სუპერჩეკისტი აგრანოვი მეგობრები იყვნენ. მათ გქონდათ თავისი წრე.
            
მაშინ მოსკოვში იყო რამოდენიმე სალონი სადაც იკრიბებოდა შემოქმედებითი პუბლიკა. იქ მუდამ შეიძლებოდა განწყობილებათა შეგრძნება, გაგება იმისა თუ ვინ რაზე მუშაობს, ვინ ვისთან და რატომ ჩხუბობს, რა ურთიერთობა აქვთ ადამიანებს. 
            
ერთ-ერთი ასეთი სალონი რომლის შექმნასაც ხელი შეუწყო სუპერჩეკისტმა აგრანოვმა იკრიბებოდა მეიერხოლდის ბინაზე. 
            
მისი თანამედროვე,ვახტანგოვის თეატრის მუსიკოსი ბორის ელაგინი იხსენებდა:
           
" ... ვ.ე.-ს //მეიერხოლდის// მოსკოვური ოთხოთახიანი ბინა ბრიუსოვის შესახვევში იქცა დედაქალაქის ერთ-ერთ ყველაზე ხმაურიან და მოდურ სალონად. 
           
იქ ყოველკვირეულ წვეულებებზე იკრიბებოდა საბჭოთა მხატვრული და ლიტერატურული სამყაროს ელიტა. ის იქ ხვდებოდა საბჭოთა მთავრობის და პარტიული წრეების წარმომადგენლებს. 
            
File:Grigoriev Meyerkhold.jpg
ბ.გრიგორიევი, მეიერხოლდის
პორტრეტი, 1916 წ.
აქ შეიძლებოდა კნიპერ-ჩეხოვას და მოსკვინის, მაიაკოვსკის და სელვინსკის, დიდი თეატრის სახელგანთქმული ბალერინების და მომღერლების, ისევე როგორც ყველანაირი კალიბრის ბოლშევიკი ბელადების //რა თქმა უნდა უმთავრესის გარდა//, ლუნაჩარსკის, კარახანის, სემაშკოს, ენუქიძის, კრასინის, რასკოლნიკოვის, წითელი არმიის დიდი სარდლების ნახვა.
             
ვსევოლოდ ემილიევიჩ  მეიერხოლდის წვეულებებზე რა თქმა უნდა დადიოდნენ ყველაზე მთავარი ჩეკისტები-იაგოდა, პროკოფიევი ,აგრანოვი.
     
ეს იყო მხიარული და უხვი წვეულებები. მაგიდები ილეწებოდა ბოთლებისგან და უნუგბარესი საჭმლისგან, საუკეთესოსგან რისი შოვნაც კი შეიძლებოდა მოსკოვში.  
                   
საზეიმო შემთხვევებში ტრიალებდნენ რესტორანი მეტროპოლიდან მოწვეული ოფიციანტები. რა თქმა უნდა იყვნენ ბოშები არბატის სარდაფიდან და ნადიმი გრძელდებოდა გათენებამდე. 
            
მეიერხოლდის სტუმართა რჩეულ საზოგადოებაში  ხშირად შეხვდებოდით წარჩინებულ უცხოელებს-დასავლური გაზეთების კორესპონტებს, 1920-ან წლებში მოსკოვში ჩასულ უცხოელ მწერლებს, რეჟისორებს, მუსიკოსებს.
   
ატმოსფერო საკმაოდ თავისუფალი და ცელქი, ბოჰემური იყო. ეს შეესაბამებოდა ნეპის დროის მოსკოვურ სტილს.
       
დამსახურებული ბოლშევიკები, სარდლები და ჩეკისტები ეტორღიალებოდნენ ბალერინებს, წვეულების დასასრულს კი ცელქ ბოშა გოგონებს. უცხოელი კორესპონდენტები და მწერლები სვამდნენ ვოდკას და აყოლებდნენ ხიზილალას და ბლოკნოტებში წერდნენ რომ ახალი კომუნისტური საზოგადოება ყვავის და იფურჩქნება. ისინი გულითადად ესაუბრებოდნენ კრემლის კომისარებს, სუპერჩეკისტებს. იქვე იხლართებოდა ჯაშუშობის და პოლიტიკური ინტრიგების ქსელი.
----------------------------

ная электронная библиотекаФилологические наукиЛитературоведениеРусская литература

Творчество А. П. Чехова и религиозно-философские традиции в русской литературе XIX в. тема диссертации и автореферата по ВАК 10.01.01, доктор филологических наук Собенников, Анатолий Самуилович

Sh
Иркутск
Код cпециальности ВАК: 
10.01.01
Специальность: 
Русская литература
Количество cтраниц: 
230

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "Творчество А. П. Чехова и религиозно-философские традиции в русской литературе XIX в."

а долгие годы советской власти в массовом сознании сложилось 'довольно устойчивое представление об А.П.Чехове как о человеке с материалистическим мировоззрением, атеисте. А ведь в его записной книжке есть любопытныеки: «Между «есть бог» и «нет бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь одну из двух этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, и он обыкновенно не знает ничего или очень мало» (С., 17, 33-34)*. То, что эта запись не черновой набросок мысли неизвестного нам персонажа, который должен был «говорить или думать о боге», подтверждает факт переноса ее с небольшими изменениями в дневник (С., 17, 224).
Поэтому характеристика чеховского мировоззрения как только атеистического нуждается в корректировке. Даже классик марксизма определял атеизм как «критическую религию», в основе которой лежит «негативное признание бога». Атеизм, по Марксу, лишь начальная стадия материализма, материализм же развивается как «учение р е а л ь н ого гуманизма»1. Другими словами, пока мы говорим о Боге, пусть негативно, мы находимся в религиозной системе понятий и ценностей. Под «реальным гуманизмом» следует понимать, очевидно, замену Бога человеком, когда человек становится и субъектом, и объектом исторического процеееаг
В одном из писем Чехова раскрывается его Символ Веры. «Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферен Чехов А. П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974 -1983. В дальнейшем ссылки на произведения и письма Чехова будут даваться в тексте по этому изданию с обозначением в скобках серии, номера тома и страницы. тист. Я хотел бы быть свободным художником и — только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи. Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Моя святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником» (П., 3, 11).
  В одном из писем А.С.Суворину Чехов писал: «Мне кажется, что не беллетристы должны решать такие вопросы, как бог, пессимизм и т.п. Дело беллетриста изобразить только, кто, как и при каких обстоятельствах говорили или думали о боге или пессимизме. <.> Щеглов-Леонтьев ставит мне в вину, что я кончил рассказ фразой: «Ничего не разберешь на этом свете!» По его мнению, художник-психолог должен разобрать, на то он и психолог. Но я с ним не согласен. Пишущим людям, особливо художникам, пора уже сознаться, что на этом свете ничего не разберешь, как когда-то сознался Сократ и как Здесь и далее в цитатах А.П.Чехова разрядка моя. — A.C. сознавался Вольтер. Толпа думает, что она все знает и все понимает; и чем она глупее, тем кажется шире ее кругозор. Если же художник, которому толпа верит, решится заявить, что он ничего не понимает из того, что видит, то уж это одно составит большое знание в области мысли и большой шаг вперед» (П., 2, 280-281).
Для нас это письмо интересно по двум обстоятельствам. Во-первых, оно подсказывает будущему исследователю — нельзя в системе «автор-герой» решать вопрос о вере Чехова. Во-вторых, Чехов сознательно отказывается от позиции пророка, учителя жизни.
А вместе с тем уже современники не отделяли писателя от «учительной» линии в русской литературе.
Профессор Ф.Д.Батюшков писал Чехову: «Для многих, идущих за Вами, Вы истинный учитель, который ведет за собой целую новую школу молодых писателей, и они должны быть Вам особо признательны. Но ценить Вас дано всякому, ценить и чувствовать все Ваше значение. На Ваших произведениях я переживаю большой период в своей жизни, после университета, ибо Вы духовный вождь целого поколения, к которому и я принадлежу»2
По словам Д.Маковицкого, Л.Н.Толстой ревниво отнесся к этой стороне чеховской славы. «Я в Чехове вижу художника, они — молодежь — учителя, пророка. А Чехов учит, как соблазнять женщин»3.
Такое же недоумение мы находим у Д.С.Мережковского. «Но многих ослепила божественная способность Чехова выявляться, и они закричали: «Учитель!» Учитель чего?»— спрашивал основатель религиозно-философских собраний4.
Недоумение Д.С.Мережковского в общем-то понятно: у Чехова нет стройного учения в духе Л.Н.Толстого или в духе самого Мережковского; но разве у Чехова нет системы ценностей? А любая система нравственных ценностей невозможна без самоопределения по отношению к религии и философии. Другое дело, что Чехов не считал себя вправе учить, ибо: «Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать ее место шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своей совестью.» (П., 10, 142). Вот эта-то позиция неустанного поиска и могла привлечь внимание молодежи, оказавшейся на рубеже веков в социокультурной ситуации переоценки ценностей.
Конец XIX века - начало XX ознаменован в истории русской философии и культуры религиозным ренессансом. Но совершенно иная ситуация была тогда, когда происходило становление Чехова и как писателя, и как человека. Она определялась антиномией Веры и Знания.
Эта антиномия представляется тем более значительной, что ею определялся весь духовный уклад русской жизни в XIX в. Русское культурное сознание было, по существу, расколото: традиции Просвещения, естественнонаучные открытия, теория прогресса, с одной стороны; православие, церковная обрядность, святоотческое наследие — с другой.
религиозное воспитание. По воспоминаниям, «единственный предмет, которым он занимался с удовольствием, был Закон Божий. Преподававший этот предмет протоиерей Покровский очень любил Антона Павловича»5. Доктор Шам-кович, который учился с Чеховым и сидел с ним за одной партой в восьмом классе, говорил о желании Чехова поступать в духовную академию6. Возможно, со стороны Чехова это была шутка, но интерес к богословию он проявлял на протяжении всей жизни. Известно, что в его библиотеке была подборка книг духовного содержания7. Он порицал тех писателей, которые не знают «религию родной страны» (П., 3, 217). Но сознание его было безрелигиозным. Об этом он говорил неоднократно. В письме к А.С.Суворину от 25 ноября 1892 г. Чехов заявил, что у нового поколения писателей (к которому он причислял и себя) «бога нет» (П., 5, 133). В часто цитируемом письме И.Л.Леонтьеву (Щеглову) от 9 марта 1892 г. Чехов писал: «Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же?
Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет» (П., 5, 20).
Безусловно, Чехов любил обрядовую сторону церкви, ее эстетику. Пасху 1892 г. он встретил в только что приобретенном Мелихове. «Пасхальную утреню пели мы, т.е. моя фамилия и мои гости, молодые люди. Вышло очень хорошо и стройно, особенно обедня. Мужики остались предовольны и говорят, что никогда служба у них не проходила так торжественно» (П., 5, 46).
В воспоминаниях А.А.Вишневского о совместном с А.П.Чеховым пребывании в Любимовке приводится известный факт: «Под праздник и рано утром в праздник мне нередко случалось видеть А.П. сидящим на этой скамейке. На колокольне гудел звон. Антон Павлович сказал: «Лучше и красивее церковного звона ничего нет; так его люблю». На мой вопрос, чем вызвана эта любовь, А.П. ответил: «Это все, что осталось у меня от моей прежней религии»8. Об этом же говорил и В.И.Немирович-Данченко: «Как-то сидя в саду перед закатом и прислушиваясь к долетавшему церковному звону, он сказал: «Красивый звон. Это все, что осталось у меня от православия»9. Обратим внимание на слово «прежний». Следовательно, Чехов подчеркнул, что у него была вера, но он ее растерял.
И.Виноградов заметил, что кризис традиционного религиозного миросозерцания «именно в XIX веке превратился в явление поистине эпохально-глобального плана, в социокультурную ситуацию фундаментальной духовной значимости», что «отпадение от религии. превратилось в своего рода бытовой, обыденный фактор времени»10. Как это происходило, хорошо показано в «Исповеди» Л.Н.Толстого. В среде, где вера в Бога считалась предрассудком, было довольно насмешливого замечания: «Мне рассказывал С., умный и правдивый человек, как он перестал верить. Лет двадцати шести уже, он раз на ночлеге во время охоты, по старой, с детства принятой привычке, стал вечером на молитву. Старший брат, бывший с ним на охоте, лежал на сене и смотрел на него. Когда С. кончил и стал ложиться, брат его сказал ему: «А ты еще все делаешь это?» И больше ничего они не сказали друг другу. И С. перестал с этого дня становиться на молитву и ходить в церковь»11. Чехов не оставил свидетельств своего «отпадения от религии», но можно предположить, что оно произошло значительно раньше его поступления на медицинский факультет Московского университета.

Д
Чехов, конечно же, не мог остаться в стороне от  «общих идей» эпохи. Еще студентом он восхищался Ч.Дарвином, познакомился с работами М.Нордау, Э.Ренана, Г.Спенсера, Г.Бокля и др.17 Эти имена в качестве символов культуры мы находим в произведениях как раннего, так и зрелого Чехова. Например, в «Рассказе, которому трудно подобрать название» (1883) губернского секретаря Оттягаева зовут «нашим Ренаном и Спинозой» (С., 2, 80). В «Письме к ученому соседу» (1880) пародийно обыгрывалась теория эволюции Ч.Дарвина («Выизволили сочинить что человек произошел от обезьянских племен мартышек орангуташек и т.п.» (С., 1, 12). В «Дуэли» Лаевский говорил: «Вначале у нас были и поцелуи, и тихие вечера, и клятвы, и Спенсер, и идеалы, и общие интересы» (С., 7, 355). Один из персонажей «Вишневого сада», .
Тем не менее было прочитано несколько публичных лекций, в которых речь шла о вере Чехова и о наличии религиозно-философской проблематики в его творчестве.
Осенью 1904 г. С.Н.Булгаков прочел лекцию в Тенишевском училище в Москве под характерным названием — «Чехов как мыслитель», в которой утверждал: «В произведениях Чехова ярко отразилось это русское искание веры, тоска по высшем смысле жизни, мятущееся беспокойство русской души и ее больная совесть»20. Булгаков говорил о близости Чехову краеугольной идеи христианской морали — ценности всякого человеческого существования, о том, что образы Чехова имеют всечеловеческое значение.
Для П.А.Соколова «философия Чехова — философия самой жизни». Он призывал слушателей «жить верой в Бога», тогда «яснее будет и проще для вас смысл и вещей, и всей мировой жизни». Чехов, по мнению Соколова, умел находить в людях — «божью искру», а в жизни — «руководящую идею»21.
В 1910 г. в литературно-художественном кружке в Москве А. Измайлов прочел реферат «Между верой и неверием (Религия Чехова)». Отношение Чехова к религии — основной пункт его выступления. «Так прошел свою жизнь по земле этот человек, соединяя с страстной тоской по вере, с которой «можно жить припеваючи и замуравленным в стене», с мучительной жаждой бессмертия, — холодный подсказ ума, что мечтать бесплодно, что ночь ничуть не страшнее дня, что небеса пусты, что из умершего человека вырастет только лопух»,— вот вывод, который сделал докладчик22. В московских газетах появились отклики23. По свидетельству очевидцев, после лекции возникла дискуссия. Один из выступавших сказал о Чехове: «Он был христианин дел, а не слов. Вся жизнь его была христианская»24.

Какой бы спорной ни казалась на первый взгляд эта точка зрения, в ней есть зерно истины. В огромной переписке современников с Чеховым встречаются письма, в которых к писателю обращались именно как к духовнику. Например, некая Ф.И.Баш рассказала Чехову о видениях, посещающих ее. Ей являлись несколько девушек, объясняющих друг другу, «как они представляют себе Божью Матерь». Корреспондентка хотела бы, чтобы Чехов вдохнул жизнь в эти «бледные, ходульные лица». Сама она не могла передать свои видения в художественной форме «по причине скудного образования» и заедающего ее быта. «Как будто тяжесть сбросила с плеч, отправив девиц под Ваше крыло. Думаю, теперь мучить меня не будут»,— заключала она26.
Для юного семинариста Павла Сорокина из Томска Чехов был «горним посланцем», «вторым Гоголем». «Пророк, врачуй людей, которые так сильно одержимы пороками! Искореняй зло!» — призывал он. «Лекарства твои целительны, — не жалей их! Я знаю, что ты страдаешь за людские пороки, терзаешься; ты плачешь сквозь слезы. Не унывай же! Еще больше тебе придется выстрадать, но помни, что эти страдания, эти болезни назначены свыше Богом с целью. Это орудие Бога, чрез которое Он тебе указывает порочное в мире»27.
М.О.Меньшиков переслал Чехову полученное им в Берлине письмо тверских семинаристов. «Милостивый государь, Г.Меньшиков! Мы, кружок тверских семинаристов, обращаемся к Вам с покорнейшею просьбою сообщить нам хотя краткие биографические сведения о глубоко уважаемом нами А.П.Чехове. Интерес к личности А.П.Чехова с одной о / и о \ и стороны, с другой — невозможность (для нас, по крайней мере) наити в печати хоть какое-нибудь удовлетворение этого интереса и в особенности невозможность проверить циркулировавшие за последнее время в нашей среде тревожные слухи об А.П. заставляют пас просить об этом.
Обращаемся же с своей просьбой к Вам, как потому, что имеем основание предполагать Ваше знакомство с А.П., так и потому, что от Вас, насколько мы Вас знаем по Вашим статьям, мы скорее можем ожидать исполнения своей просьбы, чем от кого-либо другого.
Адрес: Кашин (Тверской губ.), псаломщику Богоявленской церкви Семену Михайловичу Серговскому. 7 июня 1899 г. Кашин»28.
Спрашивается, зачем семинаристам биография светского человека, да еще писателя? Разве нет под рукой богатейшей житийной литературы? Мы полагаем, что в интересе к личности Чехова представителей духовенства есть некий знак: жизнь писателя и его произведения воспринимались в социокультурных рамках православия, по крайней мере, они не противоречили религиозному сознанию. Священник М.Степанов был прав, говоря, что Чехов «близко и детально знал весь церковный и духовный строй православия», что он «не бросил ни одного резкого отзыва о духовенстве!»29 Но вывод был излишне категоричным: «Заключение можно сделать только одно — Чехов веровал!»30
Другой священник, И.К.Гладкий, в своей работе о творчестве А.П.Чехова, сделал акцент на проблеме смысла жизни, коренной для религиозного сознания. «Весь секрет этой значительности, от сознания которой мы не можем отказаться, читая произведения Чехова, заключается в том, что писатель почти в каждом штрихе, каждой черточке, отмечаемой как бы мимоходом, обнаруживает глубокое умение связывать их с конечными решениями вопроса о смысле и стиле жизни»,— писал он31. Но ведь безусловный ответ на этот вопрос, как говорил еще Л.Н.Толстой в «Исповеди», дает только религия.
Поэтому едва ли логично назвать случайным появление в «Богословском вестнике» статьи священника Н.Стойкова под названием «Трагедия интеллигентской души». Стойков говорил о внутреннем противоречии в душе Чехова: привитая культурой «бацилла религиозного нигилизма» боролась в ней с верой. «Но Чехов скоро начинает убеждаться, что наука и культура бессильны переродить человека и сделать его счастливым, что ожидать от них торжества правды и справедливости на земле напрасно. И в душе его начинается тяжелый, мучительный разлад между его интеллигентски мыслящим умом и порывами христиански воспитанного сердца»32.
Любопытна оценка чеховского творчества религиозными философами.
В.Розанов писал: «В этом безвременье, на этом безлюдье — целой эпохи, всей цивилизации — Чехов стоял вовсе не гигантскою фигурою, как о нем посмертно «записали», без такта, перья, но благородным, вдумчивым, талантливым лицом. Талант его всегда был и остался второго порядка: этого изумительного, титанического творчества, какое мы, слава Богу, видели у Гоголя, Толстого, Достоевского, конечно, самых намеков на эти силы не было у Чехова, и он первый рассмеялся бы, если бы стали у него их искать, но он умом и тонкостью натуры стоял выше своего, в сущности, очень грубого времени»33. И хотя для Розанова талант Чехова — «второго порядка», но он одним из первых сказал о наличии философской проблематики в его творчестве. «А ведь философии было очень много у Чехова; прочтите хотя бы рассуждение о стоиках и стоицизме в «Палате №6». «Чехов — мыслитель; он —лирик», — утверждал Розанов34. Н.Бердяев назвал тоску Чехова «философской и религиозной»35.
О Чехове-мыслителе лучше всех современников сказал, конечно, Л.Шестов в своей известной работе «Творчество из ничего», хотя он ни разу не назвал его философом. Для Шестова Чехов — «певец безнадежности», что и составляет основную тенденцию чеховского творчества, его философский нерв. Шестов первым отметил необычность философской рефлексии Чехова, то, что она разрешается не дискурсом («Чехов непримиримый враг всякого рода философии»), а оригинальным изображением общей картины мира, которая есть не что иное, как «публичная исповедь». По мнению Л.Шестова, многие герои Чехова автобиографичны в том смысле, что они отражают внутреннюю духовную жизнь автора. И здесь следует обратить внимание на такую позицию чеховского героя — «меня никто не может ничему научить »36.


Революция 1917 г. наложила табу на проблему связи Чехова с религиозно-философскими тенденциями в русской литературе. В советском литературоведении утвердилось положение о материалистическом и атеистическом характере мировоззрения писателя, а сравнительно-историческое изучение творчества Чехова и, например, творчества Толстого проводилось или в аспекте поэтики, или в аспекте моральной риторики43. Наметившаяся в начале XX в. тенденция включения личности писателя и его произведений в общий контекст христианской культуры не получила развития на родине44. Однако в эмиграции она была продолжена в работах М.Курдюмова, Б.Зайцева, Е.Спекторского, В.Н.Ильина, П.Бицилли и некоторых других45.
Из них наиболее значительными представляются книги М.Курдюмова (Курдюмов — псевдоним писательницы М.Каллаш) и Б.Зайцева. По мнению Курдюмова, Чехов обладал «интуитивно христианским мироощущением», он глубоко чувствовал «основную стихию русской души — русское богоискательство в различных его формах и на разных ступенях русской культуры»46. Именно Чехов, наиболее далекий от политики из всех русских писателей, говорит суммой своих произведений о духовной неизбежности русской революции. В названии книги не случайно отмечен временной рубе'ж: от 1904 до 1934 г. Смерть русского писателя всегда сакральна, она служит о и и 1 отправной точкой для последующей мифологизации, как это случилось, например, с А.С.Пушкиным. Но в данном случае перед нами еще одна смерть — смерть русской культуры в 1917 г., разрушение привычного уклада жизни для автора-эмигранта. И творчество Чехова помогает осознать историческую неизбежность случившегося, ибо в нем отразился «предельный внутренний тупик русской жизни»47.
Таким образом, и творчество Чехова, наряду с Н.В.Гоголем, Л.Н.Толстым, Ф.М.Достоевским, оказалось включенным в пророческую традицию русской литературы. Историческая перспектива, точка зрения «из сегодня» позволили автору увидеть Чехова в эпохе, а эпоху, в свою очередь, осмыслить через Чехова. Курдюмов приписал Чехову тот профетизм, который Н.Бердяев считал отличительной особенностью творчества Ф.М.Достоевского. Кроме того, по мнению М.Курдюмова, герои Чехова знаменуют собой кризис русского рационализма. «У Чехова за видимостью внешнего движения жизни и ее как будто само собой развивающегося действия, за стеной всех естественнонаучных, гуманитарных и идейно-философских рассуждений о человеке; наконец, за стеной его собственного неверующего сознания где-то близко присутствует Христос»48.
Автор не берет на себя смелость ответить на вопрос, веровал ли Чехов. Он просто сводит творчество писателя к двум тезисам: «Тягота человеческого существования во всем ее разнообразии. Томление души о чем-то высшем пока еще безымянном»49. М.Курдюмов находился, несомненно, под большим влиянием работ Л.Шестова. Вслед за ним он подчеркнул асоциальность Чехова и преобладание экзистенциальной проблематики в его творчестве.
).

В подтексте рассуждений Зайцева осталась оппозиция: просвещенного естественнонаучными открытиями XIX в. ума и доброго, христиански-человеколюбивого, сердца. Чехов для него — «добрый самаритянин», следующий второй заповеди. И все это идет от генов, от воспитания, от детских впечатлений. «Христианский мир отца и матери (в особенности) скрытно в нем произрастал, мало, однако, показываясь на глаза»52. Таким образом, Чехов — христианин, но не в сознании, не «по вере», а в делах, в тоске по Божеству, в сердце своем. И то, что есть в Чехове от христианской аксиологии, Зайцев глубоко прочувствовал и довольно проникновенно описал.
Однако еще до него об этом говорил, правда, мимоходом, П.Бицил-ли. Сопоставляя с Чеховым такого идеолога русского православия, как Ф.М.Достоевский, он заметил: «И все же есть в русском православии нечто, о чем Достоевский хорошо знал, что он всеми силами стремился передать и чего он не передал. Та именно смиренная, тихая поэзия, тот дух кротости, всепрощения, жалости, о котором Достоевский пропове-дывал и которому он был внутренне чужд. А безрелигиозный, вообще «лишенный миросозерцания» Чехов этим духом овеян и сообщает нам его дары». По мнению П.Бицилли, от «лучших вещей Чехова» исходит «теплый, ровный свет «бытового» русского православия»53.

No comments: